Незаменимый вор - Страница 87

Каким чудом он не разбился при землетрясении, при путешествии по бурной реке, при обвале – этого Адилхан объяснить не мог. Разве что... В самом деле! Может быть, сосуд оберегала от ударов сильная рука – та же, что спасла Вайле? Но зачем все это нужно людоеду?

– Хорошая обезьянка, – ласково сказал падишах. – Вот, молодец! Только осторожно, не разбей...

Атум повернулся к нему и заворчал, показывая клыки.

– Спокойно! – предупредил его Адилхан, трогая саблю. – Все хорошо. Все мы – друзья... Все мы очень любим обезьянок... Только маленьких, – добавил он со вздохом.

– А-тумм! – вдруг явственно произнесла обезьяна.

– Атум, – согласился падишах, оглянувшись на Вайле. – Хороший Атум. Очень хорошая обезь...

Он вдруг остановился. Атум на раскрытой ладони протягивал сосуд с ифритом ему. Очень осторожно Адилхан взялся за ручку сосуда, снял его с черной складчатой ладони, сделал три шага назад и сел на землю.

– Спасибо, Атум, – сказал он проникновенно. – Этой услуги я не забуду... А больше там нет таких же штучек?

Обезьяна фыркнула, переползла на сухой песок и улеглась, прикрыв рукой глаза.

Вайле и Пулат подошли к падишаху.

– Нет, вы видели это?! – восхищался Адилхан.

– Изумительно, – сказала Вайле, глядя куда-то в сторону.

– Значит мы – спасены? – с надеждой спросил Пулат.

Все оживление падишаха сразу прошло. Как же, спасены! В их нынешнем положении находка сосуда ничего не меняет... Ему страшно было представить разочарование Вайле и Пулата, но скрывать правду он теперь не умел.

– Видите ли... – с трудом проговорил он, – дело в том, что я... как бы это... ну, в общем, забыл заклинание...

Реакция гвардейца и девушки удивила и обидела падишаха. Вайле, взглянув на него с неприкрытой иронией, покивала:

– Да. Бывает...

Пулат, сразу став серьезным, отчужденным, почти равнодушным, молча отвернулся. Адилхан смотрел ему в спину, испытывая нарастающее раздражение. Ни черта ведь ты не понял, щенок! Решил, что падишаху опять жалко тратить ифрита на твое спасение? Как бы не так! Ишь, надулся. В глаза не глядит... Да падишах, каким он был прежде, и разговаривать бы с тобой, сопляком, не стал! А за то, что глаза отводишь, велел бы растянуть тебя на земле, да поучить кнутом! Смотреть в глаза! Перед кем стоишь, собака?! Молчать!!!

Ничего этого Адилхан не сказал, он только почувствовал, как его трясет от обиды и злости, и вдруг замер. Что-то очень знакомое шевельнулось в сознании, показалось краешком, чуть было не вспомнилось целиком и снова ушло, растворилось. Заклинание! Он сейчас едва не вспомнил заклинание! Оно где-то здесь, рядом! Оно не пропало безвозвратно...

Адилхан поднялся.

– Так. Всем отдыхать. Вайле, это касается тебя. Ты собиралась ждать выздоровления обезьяны? Вот ложись и спи. Пулат в дозоре. Меня беспокоить только в случае опасности. Ясно? Или повторить?

– На голове и на глазах, о, повелитель! – рявкнул гвардеец и полез на самый верх каменной кучи.

Вайле удивленно посмотрела на падишаха, но безропотно улеглась поодаль на песке. Падишах выбрал обломок скалы поровней и сел, прислонившись к нему спиной.

Итак, что же произошло? Им овладела злость? Да, но дело не в этом. Дело в том, что на минуту в нем проснулся прежний Адилхан, легко впадающий в гнев, подозрительный, не терпящий возражений и неодобрения и, наконец, самое главное – помнящий заклинание!

Так, может быть, именно в этом – спасение? Если стать прежним, если думать и действовать, как прежний Адилхан, то, может быть, удастся вспомнить заклинание и хорошенько его затвердить?

Ему вдруг вспомнился десятник Касим, гибнущий посреди огненной реки, маленький Саади, беспомощно висящий на скале, которую он, падишах, приказал взорвать... И все это – подвиги прежнего Адилхана. Его подвиги.

Да, это отвратительно – снова стать прежним, думал он. Но это ведь ненадолго! Только вспомнить заклинание – и назад... Он знал, что лжет самому себе. Потому что обратной дороги не будет. Если он сможет по-настоящему стать прежним, то останется им навсегда... А если не сможет, то ифрит превратится в бесполезный груз, и придется идти дальше, вдоль русла подземной реки в кромешной тьме, с хромающей Вайле и почти безногой обезьяной... Проклятая обезьяна! Из-за нее все беды...

Сидящий на куче камней Пулат вдруг встрепенулся. Откуда-то из темной пещерной дали до него донесся едва различимый шум. Вот он повторился. Вот прозвучал ближе и стал нарастать... Гвардеец спустился вниз и подбежал к падишаху.

– Слышит ли повелитель? – прошептал он.

Адилхан живо поднялся. Теперь и до него донесся неровный гул, усиленный и размытый эхом. Что это? Подземный поток? Досиделись! Вода прорвала плотину... Он посмотрел на Вайле. Девушка спала, подложив обе ладони под щеку. Даже будить жалко...

– Нет, – прошептал Пулат. – Это больше похоже на людей. Много людей. Голоса, шаги, звон оружия... И они идут сюда.

– Правда, – согласился Адилхан, послушав. – Но кто они?

– А может, это наши? – с энтузиазмом зашептал Пулат. – Может, они спаслись!

Он почти уже не сомневался в этом.

– Вот что... – падишах положил ему руку на плечо. – Придется тебе сбегать – посмотреть и послушать. Слишком близко не суйся. Главное определить, наши или не наши. И если не наши – стрелой сюда, понял?

– На голове и на глазах, о, повелитель! – радостно ответил Пулат.

– Ну, иди.

Гвардеец скрылся во тьме, а падишах принялся ходить взад-вперед вдоль русла реки, время от времени прислушиваясь к нарастающему гулу голосов. Разбудить Вайле? Ни к чему, только зря пугать. Вдруг это и в самом деле наши? А хорошо бы было! ...