Незаменимый вор - Страница 63

Ктор замолчал, переводя дух. Взгляд его был устремлен поверх голов слушателей куда-то в невообразимую даль.

Адилхан и Фаррух переглянулись.

– Ну ладно, – сказал падишах. – Мудрость твоя столь велика, что кажется совершенно недоступной простым смертным. Мои стремления гораздо скромнее, они не простираются дальше Города Джиннов.

– И все же это дерзкие стремления! – заявил жрец. – Ибо Город Джиннов охраняется так, как ни один другой город в мире. Непобедимые Медные Стражи обходят его вечным, неусыпным дозором.

– Кто такие эти Медные Стражи? – спросил визирь.

– У них нет имен. Известно лишь, что это лучшие витязи, пришедшие из разных миров. Среди них есть прославленные бойцы, разбойники, наводившие некогда ужас на целые страны, бывшие короли могущественных держав...

– Что же заставило их поступить на службу в Город Джиннов? – падишах скептически усмехнулся. – Бедность?

– А что заставляет великого падишаха искать дорогу к Городу? – улыбнулся в ответ Ктор. – До сих пор только Конану-разрушителю удалось побывать в Городе Джиннов, присоединиться к племени мойр и остаться королем людей. Для всех остальных Медные Стражи оказались непобедимыми...

– Ничего, – сказал Адилхан. – Мы найдем способ победить непобедимых. Если король Конан, реальный или мифический, сумел туда пробраться, то проберусь и я. Думаю, дня через два мы можем выступать...

– Не торопись, падишах! – Ктор был теперь совершенно серьезен, а вернее сказать – мрачен. – Я не все еще сообщил тебе. И новость, которую ты сейчас услышишь, повергнет тебя в отчаяние. Знай же: ты не исцелен. И неисцелим. Ты умрешь.

Статуи храма не могли стать более неподвижными, чем Адилхан, услышавший эту весть. Не обращая внимания на его состояние, жрец продолжал:

– Копье Ассуры не убивает жертву немедленно. Оно лишь впрыскивает ей в сердце яд, ускоряющий старение плоти. Зыбкая плоть демона стареет и рассыпается мгновенно. Человек живет дольше, дней тридцать-сорок, и каждый день отнимает у него год жизни. Прошел всего один день, ты еще не замечаешь внешних признаков старения своего сердца, но пройдет неделя, и они станут очевидными. Через месяц ты станешь глубоким старцем, через полтора – тебя не будет в живых...

– Ты лжешь, колдун! – в неистовстве вскричал Адилхан.

Вместо ответа Ктор подошел к оконному проему и откинул серую ткань, маскирующую окно снаружи. Луч солнца ударил в зеркало на стене. Комната осветилась. Адилхан всмотрелся в свое отражение. Он и Фаррух были одного возраста, но сейчас из двух людей, отражающихся в зеркале, один был явно старше. Глубокие морщины пролегли по лицу Адилхана, избороздили его лоб. Глаза приобрели нездоровый желтоватый оттенок. Все это можно было отнести к последствиям болезни, но падишах уже понял, что Ктор не лжет.

– Будь ты проклят, – простонал он, закрыв лицо руками и падая на постель.

– Неужели ничего нельзя сделать?! – Фаррух заметался по комнате.

– Единственный способ лечения, – спокойно сказал жрец Ассуры, – это замена сердца. Но чтобы приживить падишаху сердце другого человека, необходима вода из волшебного источника, что, говорят, протекает в недрах Горы Духов. Увы! Эта гора слишком велика и тверда. Никаких человеческих сил не хватит, чтобы пробить ее и добраться до источника...

– Не хватит?! – Адилхан вскочил. – Как бы не так! У меня есть ифрит!

– Я так и думал, – еле слышно пробормотал Ктор и громко добавил:

– А! Ну тогда – другое дело! Простите, что понапрасну напугал вас.

– Да, да, ифрит, и не один! – Адилхан возбужденно потирал руки. – Послать за ним немедленно!

– Теперь остается только подобрать подходящее сердце, – сказал Ктор. – К сожалению, оно может быть взято только у кого-то из ваших соплеменников, иначе не приживется. Впрочем, это ведь честь для ваших солдат – отдать жизнь за повелителя?

– Разумеется, – падишах кивнул. – Фаррух, подбери кого-нибудь из гвардейцев покрепче...

Визирь медленно покачал головой.

– Как?! – взвизгнул Адилхан. – Ты отказываешься?!

Фаррух загадочно улыбнулся.

– Никого из моих людей я не могу обречь на смерть, – спокойно сказал он. – Есть только одно сердце, которым я вправе распорядиться по своему усмотрению. Возьми его!

Падишах подошел к нему и, взяв за плечи, повернул лицом к свету.

– Ты с ума сошел! – прошептал он, заглядывая в глаза визиря. – Несчастный! Как можешь желать смерти ты – мой первый советник, мой главный военачальник, мой лучший друг?! Неужели отдашь в жертву себя, чтобы спасти никчемную жизнь грязного солдата? Да все они погибнут рано или поздно! Другие придут им на смену, точно такие же! А ты – единственный друг падишаха, тебя ждет блестящее будущее, огромная власть, несметные сокровища, лучшие наложницы! Неужели можно вот так взять и отказаться от всего этого? Не верю!

– Есть еще одно соображение, – сказал Фаррух. – Позволь мне напоследок поговорить с тобой откровенно. Знаешь ли ты, Адилхан, как прозвали тебя на родине? Знаешь ли, как называют тебя не придворные льстецы на большом посольском приеме, а подданные в своих домах, крестьяне на полях, солдаты в походе? Они зовут тебя Адилханом бессердечным. И у них есть на то основания. Они ограблены поборами, они запуганы казнями и пытками, они принесены в жертву прихотям повелителя. Посуди сам, как должен поступить я, твой самый преданный друг? Я люблю свой народ, и мне небезразлично, какое сердце будет у падишаха моего Хоросана. Что если оно окажется еще более злым, трусливым, алчным, чем прежнее? А в этом, – он приложил руку к груди, – в этом сердце я, во всяком случае, уверен...