Незаменимый вор - Страница 55

К оглавлению

– Ты слышишь это? – прокричал Адилхан Фарруху, откинув полог паланкина.

– Что, мой повелитель? – отозвался визирь.

Он слышал лишь свист ветра.

– Мне показалось, над нами прокричали какие-то птицы!

Фаррух только развел руками. Птицы, так птицы. Все равно в такую темень ничего не разглядеть.

– Не прикажет ли мудрейший сделать остановку? – крикнул он. – Как бы нам не забрести в новую ловушку...

Падишах помотал головой.

– Некогда! Нужно идти, пока нас никто не видит...

С этим визирь согласился. Вряд ли кто-нибудь может разглядеть бредущий по дороге отряд, когда солдатам самим не видно друг друга...

Не видно и не слышно, подумал Фаррух. Даже если бы они шли с песнями, под звуки труб, никто бы их не улышал из-за неумолчного воя ветра. Гудит, как в ущелье...

Он вдруг остановился. Теперь и до него откуда-то сверху донесся протяжный крик, легко пронзающий завывания ветра. А ведь это не птица, подумал Фаррух. Мы действительно в ущелье...

– Это засада! – крикнул он, схватившись за носилки падишаха.

Но было поздно. Огромный камень, точно с неба упавший, смял авангард – четверых воинов, идущих впереди отряда – и преградил дорогу остальным. Сразу со всех сторон на головы солдат посыпались обломки скал, стрелы и копья.

– Назад! – кричал, надсаживаясь, Фаррух. – Назад! К выходу из ущелья!

Но и назад дороги не было. Оттуда, из кромешной тьмы, вдруг покатился многоголосый звериный вой, дробный топот, лязганье и рев, заглушившие даже шум бури.

– Джинны идут на нас! – раздался вопль в дальнем конце колонны.

– Джинны! Джинны гонятся за нами! – ответил ему хор испуганных голосов.

– Молчать! – Фаррух метнулся в арьергард. – Приготовить огнеметные машины! Зажечь факелы!

Солдаты, прикрываясь щитами от камней и стрел, развернули греческие орудия в сторону быстро приближающейся погони. Зажечь факел на таком ветру было бы нелегким делом, к счастью Адилхан позаботился об этом заранее и приготовил запас факелов, пропитанных наговоренным составом. С шипением вспыхнул первый факел, за ним второй. Ослепительное сияние вырвало из тьмы часть ущелья, а вместе с ним и смутные очертания наступающей армии. Это была толпа каких-то нелепых чудищ, многоногих уродцев, больше всего похожих на полотняные шатры, быстро бегущие по дороге. Шатры были увенчаны большими круглыми головами со множеством рогов, торчащих во все стороны. Уродцы мелко тряслись на бегу, головы их болтались, словно плохо сидели на туловище. Толпа могла показаться забавной, если бы не целый лес длинных копий, покачивающихся над рогатыми головами.

Падишах, наконец, выбрался из своего паланкина и, прикрываемый щитами воинов, подбежал к огнеметным машинам.

– Чего ждете? Уснули?! – напустился он на факельщиков.

– Рано... – попытался возразить Фаррух.

Адилхан не стал его слушать.

– Жги! Жги! – скомандовал он.

Два длинных языка пламени вылетели навстречу толпе чудовищ, но до нее было еще слишком далеко. Струи огня упали на дорогу, пламенные вихри заплясали в облаке пыли. Ветер срывал их, уносил еще дальше, но и они не долетали до вражеской армии.

– Рано, – согласиться Адилхан. – А ну, не стоять, не стоять! Поднять выше на два клина! Нефть – заливай! Факел – держи!

– Они отступают! – прокричал вдруг один из лучников.

В самом деле, рогатые головы, уже не раскачивались на бегу, а смешав ряды, толкаясь и напирая друг на друга, пятились назад. Огонь, ковром расстилавшийся по дороге, ярче осветил эти странные существа. Их лица с торчащими из пасти огромными клыками, выкаченными белками глаз с кровавым зрачком, выражали крайнюю степень ярости, но были совершенно неподвижны и, как две капли воды, похожи друг на друга. Чудовища продолжали отступать, пока не вышли за границу освещенного пространства. Превратившись снова в плохо различимые рогатые силуэты, они остановились.

– Джинны боятся огня! – радостно вскричал Адилхан.

– Скорее, света, – отозвался Фаррух.

– Так ударим по ним, как следует! – падишах выхватил саблю. Пламя отразилось в его глазах.

– Чем ударим? – визирь тоже смотрел на пламя, но взгляд его был тускл. – Мы отрезали себе путь.

Тут только Адилхан понял, что натворил. Его залп, правда, остановил наступление уродцев, но не мог остановить обстрела сверху. Огонь, который должен был упасть на вражескую армию, разлился по всей ширине дороги, от одной стены ущелья до другой, и пока будет гореть греческая смесь, отряд не сможет двинуться с места.

Казалось, это поняли и нападавшие. Со скал еще гуще посыпались камни и стрелы. Воин, стоявший рядом с падишахом, вдруг вскрикнул и схватился рукой за шею. Из-под пальцев потекла кровь.

– Что с тобой, Бахром? – спросил Фаррух.

– Ерунда, царапнуло чем-то, – гвардеец погрозил скалам кулаком. – Вот я до них...

Он не договорил. Алая струйка, стекавшая ему за ворот, вдруг потемнела. Из-под пальцев толчками полезло черное пузырящееся месиво. Глаза Бахрома широко раскрылись, словно от удивления. Какой-то миг солдат стоял неподвижно, а затем с его телом случилось нечто странное. По нему во всех направлениях побежали черные, быстро расширяющиеся трещины, из которых выдавливалось все то же пузырящееся вещество. Стоявшие рядом в страхе отпрянули. Гвардейцы плотнее загородили падишаха щитами. Через минуту все, что было плотью и одеждой Бахрома, оплыло с отвратительным бульканьем и превратилось в черную маслянистую лужу у ног неподвижного, опирающегося на копье скелета в медном шлеме.

По колонне пролетел разноголосый вопль: