Коляска остановилась. Ветер прошумел в вершинах черных елей.
– Что за чертовщина? – тихо ругался кучер. – Где мы свернуть-то могли?
– Просто ума не приложу... где _вы_ могли свернуть, – произнес Христофор голосом следователя Богоушека. – Оля, ты случайно не знаешь, куда это мы заехали... с графом?
– Знаю, – просто сказала Ольга. – Это Легостаевский лес...
– Как Легостаевский лес? – удивился Джек. – Ах, Легостаевский! Ну, значит, я просто левее взял... Тогда едем дальше, а там вырулим!
– Да, – согласилась Ольга, – поезжай. Теперь уже все равно...
Коляска снова тронулась в путь. Черные ели пошептались над ней, качаясь на ветру, и отступили. Дорога снова пошла полями. Уже, кажется, замелькали по сторонам знакомые места, но наступивший сумрак мешал их как следует рассмотреть. Наконец, впереди показались выстроившиеся двумя рядами огоньки – освещенные окна большого дома.
– Да вон же усадьба! – обрадовался Джек. – Не такой уж и крюк получился.
– Ну, слава Богу! – Христофор облегченно вздохнул. – А то я уж боялся, что заедем к черту на кулички...
– Вот именно, – тихо сказала Ольга.
– Что ты говоришь, Оленька?
– Я говорю, это именно то, что нам нужно...
– Да! Вот только не пойму, с какой это стороны мы подъезжаем... – граф, привстав на козлах, огляделся вокруг, – ворота-то где?
– Вон там, напротив столба, – сказала Ольга.
– Какого еще столба?
– Того самого: «Владение помещика, отставного коллежского секретаря...» и так далее.
– Оля, ты на что намекаешь? – встревожился Христофор.
– Какие уж тут намеки! Смотри сам.
Большое двухэтажное строение, постепенно приближаясь, казалось все более знакомым, но все меньше походило на дом Куратова.
– Значит, мы все-таки заблудилсь... – произнес Христофор.
– Нет, – отозвалась княжна, – не заблудились...
– Но ведь это дом Бочарова!
– Правильно. А вон и хозяин...
Плотная приземистая фигура показалась в воротах. Петр Силыч широко расставил руки, словно хотел обнять сразу всех гостей вместе с тройкой коней.
– Наконец-то! – закричал он еще издали. А уж мы ждем-пождем, все очи проглядели! Думаем, не сбился бы кучер с дороги, темень-то какая! На-ка, вот, тебе, братец, на водку!
Бочаров вскочил на подножку, сунул растерявшемуся графу какую-то мелочь в руку и повернулся к Ольге.
– Сударыня! – произнес он, сняв картуз и приложив его к сердцу, – Я счастлив принимать в своем, так сказать, скромном жилище особу столь знатную и столь, так сказать, sharmant... Доктор, что же вы? Представьте меня!
Христофор, несколько опешивший от такого напора, прокашлялся и сказал:
– Рекомендую, мадам... Петр Силыч Бочаров, богатейший здешний помещик...
– Готов служить! – Бочаров поцеловал Ольге руку и заговорщицки подмигнул Христофору. – Вы уж простите старика, что слегка покривил вам дорогу и заманил, так сказать, не спросясь... Просто мечтал оказать гостеприимство!
– Позвольте, но ведь Куратов.. – начал было Христофор.
– И Куратов здесь! Все здесь!
– Да как же он согласился?!
– Упрям, что и говорить! Весь в матушку! Да, впрочем, и Турицын хорош. Так что я их и спрашивать не стал. Перенес к себе всю компанию – и дело с концом! Только прошу вас, ничего им не говорите. Пусть думают себе, что хотят... Вон они, высыпали!
На крыльце показались Савелий Лукич Куратов с матушкой, Григорий Александрович Турицын и осовело хлопающий глазами урядник, видимо, только что разбуженный.
Когда коляска подъехала ближе, Куратов выступил вперед и, прижав руку к сердцу, с чувством произнес:
– Сударыня! Я счастлив принимать в своем, так сказать, скромном жилище особу столь знатную и столь, так сказать, sharmant...
Ольга покивала ему шляпой и, выходя из коляски, подала руку.
– Он думает, что это его дом! – прошептал Христофор.
– Нормально, да? – отозвался граф.
Бочаров, стоявший тут же, только хихикнул. Обман его блестяще удался, однако все присутствующие чувствовали себя немного не в своей тарелке. Турицын и Аграфена Кондратьевна испуганно косились по сторонам, урядник хмурился, протирая заспанные глаза, да и сам Куратов, пригласив гостей в дом, то и дело спотыкался о пороги и, казалось, не знал, как пройти в гостиную.
Петр Силыч вызвался помочь ему в распоряжениях по дому, сам слетал на кухню и в столовую, тотчас вернулся и объявил, что стол накрыт к ужину.
Ольга оставила шляпу и дорожный плащ в отведенной ей комнате, после чего вышла к столу, поразив присутствующих странной, нездешней красотой и почти демонической остротой черт лица. Умело наложенные краски грима и тушь сделали ее взгляд пронзительным, придали бровям надменный излом, а губам – властное и неулыбчивое выражение.
Это сразу настроило всех сидевших за столом на серьезный лад. К тому же еще выяснилось, что мадам Борщаговская плохо говорит по-русски, из помещиков же только Турицын кое-как мог объясниться по-французски. Так что ужин почти весь прошел в чинном молчании. Впрочем, доктор Михельсон успел рассказать, что спиритическое искусство родилось в Америке, в Европу же быстро перекочевало оттого, что именно здесь еще, над полями былых сражений витает самый славный из духов – дух императора Наполеона.
Любому человеку он может раскрыть тайны грядущего, если только умелый, отмеченный печатью небес медиум заставит его явиться и говорить со смертными...
– С нами крестная сила! – прошептала Аграфена Кондратьевна, незаметно помахав перед собою щепотью.
– Простите, а как же он будет говорить? – Куратов задумчиво почесал в затылке. – Я хочу спросить, на каком языке?