А лес, тем временем, становился все тревожнее. Деревья со скрипом и стонами наклонялись над тропой, протягивая к ней свои сухие, скрюченные пальцы.
– Зачем пришли? – сварливо каркнул ворон и, не дожидаясь ответа, вспорхнул с еловой ветки.
– Мой лес! – прорычал медведь, выворачивая из земли корневище старого пня.
– Лес-с! – тяжело вздохнула за деревьями гигантская туша, всколыхнув кроны порывом сырого ветра.
Желуди дождем посыпались с дуба и разбежались по траве, визжа и прыгая друг через друга.
Путникам пришлось переждать этот ливень под шляпой мухомора – желуди пребольно кусались, попадая за шиворот, и нагло забирались в карманы. Однако, долго стоять на месте тоже не приходилось – обувь быстро покрывалась лишайником, грибница опутывала ноги, а нюшок скулил и все рвался куда-то в самую глушь. К тому же и мухомору такое соседство, как видно, не нравилось, он сопел и морщился – того и гляди чихнет спорами.
Гонзо, граф и Ольга поспешили покинуть ненадежное убежище. Запинаясь о крупные ягоды земляники, они отправились на поиски исчезнувшей тропы. Тропа, оказывается, времени не теряла. Пользуясь остановкой путников, она попыталась укрыться в молодой дубраве, поднявшейся на месте падения желудей. Но это не помогло. Сколько она ни извивалась, Ольга быстро отыскала ее, а Христофор пригвоздил к земле лучом фонарика. Тропа перестала петлять, понуро затрусила вперед и скоро вывела отряд к обширной поляне, ярко освещенной луной.
Казалось, каждый кустик, каждая травинка на поляне испускали собственный серебристый свет. Стволы берез по краям ее сияли, словно неоновые трубки.
– Странно, – заметила Ольга, – до сих пор луны не было видно...
Христофор вглядывался в лес на противоположной стороне поляны.
– Кажется, подошли к самому логову, – сказал он. – Оля, будь наготове. Граф, поосторожнее с оружием... Ну, вперед!
Он уже занес было ногу, чтобы шагнуть в освещенное пространство, но вместо этого вдруг отпрянул, наступив на лапу нюшку. Вместе с воплем несчастного животного вся поверхность поляны дрогнула от края до края. По ней, как по экрану телевизора, пробежала мелкая рябь.
– Это что еще за... – начал Джек Милдэм.
– Назад! – крикнул Христофор. – Это ловушка!
Он оказался прав.
Изображение, покрытое рябью, вдруг сложилось гармошкой, открывая под собою черный провал. Там, на дне, копошилось нечто живое и огромное. Гонзо направил в провал луч фонаря, но успел разглядеть лишь множество колючих членистых ног, которыми перебирало чудовище, быстро приближаясь к краю ямы. Тяжелая иззубренная клешня метнулась навстречу Христофору...
... Григорий Александрович Турицын со страхом подошел к окну. Что-то тянуло его выглянуть еще раз на дорогу, ведущую к лесу. Так человека, проходящего по кладбищу, неодолимо тянет заглянуть на самое дно пустой могилы. Мучаясь страхом и любопытством, Григорий Александрович всматривался во тьму – туда, где за полем смутно угадывалась зубчатая полоска леса.
Там было явно неладно. По небу гуляли отдаленные сполохи, потом громадная черная масса налетела с той стороны и, приблизившись, превратилась в тучу воронья. Что-то вдруг мелькнуло в темноте совсем близко, у самого дома. Тусклый свет из нижнего окна лизнул по боку чье-то вытянутое черное тело... Мороз пробежал по коже Григория Александровича.
"Стенька ведь дверь за собой не запирал... " – вспомнил он вдруг.
За окном в саду пробежал ветер, качнулись деревья. Им тотчас ответил тихий скрип.
" Так и есть! " – подумал Григорий Александрович.
Он вышел из спальни в коридор, стараясь не шуметь, но повсюду его сопровождали тяжкие стоны рассохшегося паркета.
– Стенька! – сиплым шепотом позвал Григорий Александрович. – Эй! Кто-нибудь!
Никто не отозвался, только отдаленный храп доносился из людской.
– Спят, черти! – проворчал Турицын. – И дела ни до чего нет. Хоть в постели хозяев зарежь, им и горя мало!
Григорий Александрович спустился в прихожую и направился к двери. Так и есть! Засов отодвинут, створка прикрыта не плотно. Ветер залетает с улицы и гуляет по дому, а на окне догорает забытая свеча. Ну что ты будешь делать с этими людьми? Перепороть всех...
Дверь вдруг заскрипела и стала медленно раскрываться навстречу Григорию Александровичу. Турицын задохнулся от страха. Вот сейчас она откроется, а там...
Не выдержав напряжения, он бросился вперед и всем телом навалился на дверь. Заледеневшие руки долго не могли справиться с засовом... Вот как ударит сейчас снаружи! Как полезет из темноты... кто? Нет, лучше не думать об этом!
Еще миг, и Григорий Александрович не удержался бы, заверещал бы от страха, как раненый заяц... К счастью, засов подался, наконец, и с лязгом, совершенно зубовным, вошел в петли.
Турицын перевел дух. Сердце в груди его бешено колотилось, холодный пот, стекая за ворот, щекотал шею.
– Теперь, пожалуй, спать... – слабым голосом произнес Григорий Александрович и сам себе не поверил.
Какой уж тут сон, когда поджилки трясутся, глаза шарят по всем углам, а уши сами, помимо воли хозяина, ловят каждый шорох. Вот свеча затрещала догорающим фитилем, вот снаружи царапнула стену ветка яблони, вот... Но что это?
Совсем рядом, в темной гостиной, явственно скрипнуло кресло. Григорий Александрович встрепенулся. Кто там еще? Он схватил огарок свечи и решительно вошел в гостиную, громко топая ногами, подгибающимися от страха.
Сомнений больше не оставалось – в кресле у стола кто-то сидел. Тьма не давала рассмотреть ночного посетителя, неприятно обманывая в очертаниях. То казалось, что у него большие заостренные уши, то лицо его представлялось чрезвычайно вытянутым и неестественно темным.