Незаменимый вор - Страница 16

– Говорит-та? – переспросил конюх, соображая. – Сама-та ничего не говорит. Трясет ее, бедную, всю. Послали за бабкой, чтобы заварила травы.

– А кто нашел ее? – спросил Турицын. – Надо бы угостить молодца...

– На двор привел ее Гаврила Косых, огородный сторож. Барыня уж выслали ему штоф... Только боимся, как бы и его не пришлось лечить...

– А с ним-то что?

– Так ведь трясется, не хуже девчонки той! Языком заплетается. Вроде и рассказывает, но как-то эдак... косвенно. Толком ничего не понять.

– Я сам должен порасспросить его! – Турицын поднялся. – Ты на дрожках приехал?

– Я... изволите видеть... – смутился конюх. – Барыня велели только известить. Так я верхами. Может, думаю, вы не поедете...

– Дурак! – произнес с сердцем Григорий Александрович. – Разве не знаешь ты, что своим людям я – первый заступник и наставитель, все равно как родной их отец?

Последние слова говорил он, обращаясь уже к Михельсону и Куратову.

– Так едемте в моей коляске! – сказал Конрад Карлович. – Я как знал – велел заложить ее для вечерней прогулки.

– Что вы! Я не смею утруждать вас!

– И никакого тут нет труда, а напротив – это мой долг. Как врач я обязан осмотреть пострадавших. При том же, должен сознаться, меня, как человека науки, чрезвычайно интересует этот случай душевного расстройства.

– И я п-поеду! – выговорил Куратов слегка заплетающимся языком. – Меня тоже интересует этот случай!

Он начал было выбираться из кресел, но Михельсон поспешно и довольно решительно усадил его назад.

– Нет, Савелий Лукич, вам никак нельзя ехать! У вас гость, – он указал на неподвижного урядника. – К тому же я тотчас буду назад и все вам расскажу.

– Ну извольте, – неохотно согласился хозяин. – Я готов ждать. Только не забудьте расспросить подробно, в какой части леса скрываются разбойники. А уж мы с урядником составим отношение к губернатору...

Через минуту дорожная коляска выкатилась из ворот куратовской усадьбы. В коляске, кроме Конрада Карловича и Григория Александровича, сидела еще лохматая собака Михельсона, и на козлах – кучер с женою. Последняя взята была для помощи по медицинской части.

Уже совсем стемнело, и в поле стало ничего не видно. Только черная змея дороги проступала порой впереди, когда среди облаков появлялось размытое лунное пятно.

– А что, у этого Бочарова, – задумчиво спросил Конрад Карлович, – давно крыша поехала?

– Что? – Турицын глянул на него испуганно.

– Я хочу спросить, – поправился Михельсон, – давно ли начались у него эти... причуды?

– Да как вам сказать? – Турицын тяжко вздохнул. – Сутягою был он всегда. Еще и отец его славился тем же. Покойник, говорят, по три, по четыре тяжбы заводил в земском суде за раз. Но этот, думаю, переплюнет и отца... И всегда ему, собаке, везет! Честный человек, коего обирает он до нитки, никогда не приберет столько доказательств своей правоты. Да и недосуг! Этот же, крючок, будет корпеть и год, и два, ан к самому-то суду и подгадает! Уж наперед знайте, что найдется у него какая-нибудь мерзкая закладная бумажка или забулдыга-свидетель...

– Значит, раньше он нечистой силы не поминал?

Григорий Александрович невесело усмехнулся.

– Нет. Раньше обходился как-то без нее. Это уж в последние дни на него накатило. Понес семь верст до небес! Думает, разве, напугать меня своими сказками? Так зря старается. Лес – мой, и от владений своих я не отступлюсь, хоть там дьявол объявись!

Сказавши так, Григорий Александрович опасливо огляделся по сторонам.

– А может он и вправду видел что-нибудь в лесу? – беззаботно спросил Михельсон.

– Ну вот и вы туда же, Конрад Карлович! Совестно вам! Образованнейший человек...

– Нет, я не то... – оправдывался Михельсон. – Не то, чтобы это была именно нечистая сила, а так, какое-нибудь явление натуры... Ведь вот и люди ваши испугались чего-то!

– И вовсе нет никакого явления! – отрезал Турицын. – Взбесились все из-за этого Бочарова, вот и все! Право, если он вздумает вещать о конце света, так найдутся, пожалуй, свидетели, рассказывающие, как на их глазах воды обратились в кровь...

Пес завозился в ногах Турицына, устраиваясь поудобнее. Григорий Александрович потрепал было его по голове, но тотчас убрал руку, с изумлением услышав сердитое рычание, раздавшееся в совершенно противоположной части собаки.

Тем временем, коляска уже заворачивала на двор дома Турицыных и скоро остановилась у крыльца. Велев доложить о своем прибытии хозяйке, Григорий Александрович и Конрад Карлович отправились сперва в людскую. Там показали им отыскавшуюся нынче девочку. Успокоенная отваром целебных трав, она спала теперь под приглядом своей исстрадавшейся матери.

Михельсон пощупал пульс девочки и сказал, что опасности теперь нет. Все же он велел своей помощнице Маланье побыть у ее постели, а сам обратился к сторожу, нашедшему девочку.

Гаврила Косых, сидя в одиночестве за длинным скобленым столом, заканчивал штоф, высланный ему в награду хозяйкой, однако, казалось, совершенно не был пьян. Он сидел очень прямо, глядел расширенными глазами на противоположную стену и в припадке какого-то истерического красноречия рассказывал снова и снова одну и ту же историю, ни к кому в особенности не обращаясь. Григорий Александрович и Конрад Карлович, подсев к нему, в четверть часа узнали всё о происшествии на краю Легостаевского леса.

– Главное дело, ветру не было весь день, – говорил сторож. – А под вечер и вовсе тишина – не шелохнет. Стада ушли, на пруду – никого. Даже птиц не слыхать. Иду вот так по дорожке между гряд и чую, как под ногами песок скрипит...